ШОНА
Шона очнулась идущей по оплавленному лесу. Её голова до сих пор звенела после того кошмара, что начался вслед за выстрелами из пушек. Мир мгновенно взорвался скрежетом падающих деревьев, рёвом малинового пламени и дикими криками людей. Казалось, она лежала и слушала это целую вечность, не в силах пошевелиться. Потом в нос ударило множество запахов: гарь, сырая земля, жжёный мех и перья, обуглившаяся плоть и сладковатый удушающий запах красного тумана, что застелил весь видимый мир. В тот миг, когда туман закрыл её полностью, она уже не помнила, кто она и кем является.
Красный туман казался вязким, он будто бы заполнял лёгкие Шоны густеющим киселём, он щипал кожу, нос и глаза. Отдалённые крики неожиданно врывались в её сознание, они казались то далёкими, то звучали над самым ухом. Люди где-то вопили от ужаса, пока распластавшаяся искусанная повстанка приходила в сознание. Её скручивала дикая боль в ногах и в голове, она не чувствовала рук. Совсем рядом в воздух взметнулся залп светло-красного пламени. Скоро Шона О’Лири должна была сгореть живьём.
Будто бы переваливая с места на место огромные шестерни, её сердце медленно билось. Картинка перед глазами расплывалась и блекла. Сердце сделало ещё несколько надрывных ударов и затихло. Шона услышала шелест капель по деревьям и провалилась в пустой сон.
Теперь же она шла вперёд, цепляясь за уцелевшие стволы. Под ногами хлюпала мокрая земля. Похоже, образовавшийся пожар был затушен естественным путём. В разодранном лесу пахло хвоей и смертью. Шона прошла мимо очередной руки, неестественно оплавленной на конце. Её правое ухо снова дёрнулось. Она ощупала большой мягкий хрящ, находящийся чуть выше привычного места. Теперь это было её ухо, и это ухо слышало какие-то звуки из прошлого. Тихий перекатывающийся шорох.
Когда Шона проснулась, то очень долго не могла подняться на ноги и постоянно кашляла. Из её горла насилу выдирались неестественные жуткие звуки, похожие на рычание и собачий лай. Уже позже, когда глаза адаптировались к повсеместно серым цветам, она заметила, что всё её тело покрыто густой шерстью. Шона очень долго смотрела на свои мохнатые руки с твёрдыми когтями. Потом встала и пошла, отметив, что пробираться по лесу удобней без жмущей обуви – на больших лапах с твёрдой кожаной подошвой. Она пошла вперёд.
Части тел валялись повсюду, кое-где о наличии здесь человека свидетельствовали только обрывки одежды. Меньшая часть худой кареглазой девчушки закончила умирать на глазах у Шоны, продолжив смотреть на неё немигающим взглядом. Шона шла вперёд. Её увлекал чарующий звук, переливающийся в широких раковинах новых ушей. С неба накапывала очередная порция дождя, но девушке-собаке не было холодно или зябко.
Наконец деревья начали редеть, обнажая бесконечную серость. Шона прищурилась и набрала полную грудь солёного воздуха, различая светло-серые перевалы морских волн, едва отличимые от неба. Море шумело у неё под ногами, ударяясь о невысокий скалистый берег. Ветер взметнул ту часть её волос, что не оказалась вырванной. Она не помнила, когда и как сделала это. Зато она помнила, как лет пятнадцать назад Вильмош Тот взял её с собой на разгрузку прибывшей баржи и показал исполинские объёмы солёной воды, не кончающиеся даже на краю света.
Вместо крика у Шоны снова вышел хриплый собачий лай, моментально заглушённый свирепой, но нынче относительно мягкой водной стихией. Вильмош, Сонориум, Повстанцы – всё это казалось призрачным. Реален был лишь её новый голос и едва различимые стоны с другого конца берега.
Собака обернулась и принюхалась. Пахло рыбой. Присев на четыре конечности, она тихо подкралась к лежащему мужчине с ровными надрезами по обеим сторонам шеи. Собака обнюхивала лицо незнакомца, наблюдая за тем, как отчаянно трепещут эти странные раны. «Воды, умоляю», - едва смог прохрипеть лежащий, приоткрыв мутные чёрные глаза. Собака впала в секундное замешательство: отскочить в сторону или вцепиться зубами?
Шона крепко зажмурилась и вновь широко открыла глаза. Мужчина был без сознания, его грудь еле-еле вздымалась. Он взяла его под руки, полуобнимая, и подтащила к краю берега. Он оказался подозрительно лёгким, отчего Шона почти сразу же без особых усилий спихнула его в воду. Мужчина пошёл на дно. Кажется, эти порезы на шее назывались жабрами.
Шона всё ещё смотрела в воду, поглотившую спасённого. Спасённого же? Кроме неё, девушки-собаки, в этом мире из оплавленных деревьев и мёртвых людей оставались выжившие. Она прислушивалась, шевеля ушами во все стороны. Едва уловимые звуки, призывы о помощи или же просто нарывные стоны, лай, шипение, рычание. Шона слышала их. Они все были живы, и только от неё зависело, насколько долго это продлится.
- Водные, - сквозь уже привычное рычание прорезался её прежний звонкий голос, - будут спасены первыми. Нужно спасать водных. Нужно искать водоёмы.
Она специально говорила вслух, разрабатывая одеревеневшие человеческие связки. Плотнее закутавшись в плащ, она ринулась в лес, внимательно прислушиваясь и вбирая всевозможные запахи. Она не имела морального права позволить гигантской братской могиле повстанцев увеличиваться за счёт собственной нерасторопности.
Шона очнулась идущей по оплавленному лесу. Её голова до сих пор звенела после того кошмара, что начался вслед за выстрелами из пушек. Мир мгновенно взорвался скрежетом падающих деревьев, рёвом малинового пламени и дикими криками людей. Казалось, она лежала и слушала это целую вечность, не в силах пошевелиться. Потом в нос ударило множество запахов: гарь, сырая земля, жжёный мех и перья, обуглившаяся плоть и сладковатый удушающий запах красного тумана, что застелил весь видимый мир. В тот миг, когда туман закрыл её полностью, она уже не помнила, кто она и кем является.
Красный туман казался вязким, он будто бы заполнял лёгкие Шоны густеющим киселём, он щипал кожу, нос и глаза. Отдалённые крики неожиданно врывались в её сознание, они казались то далёкими, то звучали над самым ухом. Люди где-то вопили от ужаса, пока распластавшаяся искусанная повстанка приходила в сознание. Её скручивала дикая боль в ногах и в голове, она не чувствовала рук. Совсем рядом в воздух взметнулся залп светло-красного пламени. Скоро Шона О’Лири должна была сгореть живьём.
Будто бы переваливая с места на место огромные шестерни, её сердце медленно билось. Картинка перед глазами расплывалась и блекла. Сердце сделало ещё несколько надрывных ударов и затихло. Шона услышала шелест капель по деревьям и провалилась в пустой сон.
Теперь же она шла вперёд, цепляясь за уцелевшие стволы. Под ногами хлюпала мокрая земля. Похоже, образовавшийся пожар был затушен естественным путём. В разодранном лесу пахло хвоей и смертью. Шона прошла мимо очередной руки, неестественно оплавленной на конце. Её правое ухо снова дёрнулось. Она ощупала большой мягкий хрящ, находящийся чуть выше привычного места. Теперь это было её ухо, и это ухо слышало какие-то звуки из прошлого. Тихий перекатывающийся шорох.
Когда Шона проснулась, то очень долго не могла подняться на ноги и постоянно кашляла. Из её горла насилу выдирались неестественные жуткие звуки, похожие на рычание и собачий лай. Уже позже, когда глаза адаптировались к повсеместно серым цветам, она заметила, что всё её тело покрыто густой шерстью. Шона очень долго смотрела на свои мохнатые руки с твёрдыми когтями. Потом встала и пошла, отметив, что пробираться по лесу удобней без жмущей обуви – на больших лапах с твёрдой кожаной подошвой. Она пошла вперёд.
Части тел валялись повсюду, кое-где о наличии здесь человека свидетельствовали только обрывки одежды. Меньшая часть худой кареглазой девчушки закончила умирать на глазах у Шоны, продолжив смотреть на неё немигающим взглядом. Шона шла вперёд. Её увлекал чарующий звук, переливающийся в широких раковинах новых ушей. С неба накапывала очередная порция дождя, но девушке-собаке не было холодно или зябко.
Наконец деревья начали редеть, обнажая бесконечную серость. Шона прищурилась и набрала полную грудь солёного воздуха, различая светло-серые перевалы морских волн, едва отличимые от неба. Море шумело у неё под ногами, ударяясь о невысокий скалистый берег. Ветер взметнул ту часть её волос, что не оказалась вырванной. Она не помнила, когда и как сделала это. Зато она помнила, как лет пятнадцать назад Вильмош Тот взял её с собой на разгрузку прибывшей баржи и показал исполинские объёмы солёной воды, не кончающиеся даже на краю света.
Вместо крика у Шоны снова вышел хриплый собачий лай, моментально заглушённый свирепой, но нынче относительно мягкой водной стихией. Вильмош, Сонориум, Повстанцы – всё это казалось призрачным. Реален был лишь её новый голос и едва различимые стоны с другого конца берега.
Собака обернулась и принюхалась. Пахло рыбой. Присев на четыре конечности, она тихо подкралась к лежащему мужчине с ровными надрезами по обеим сторонам шеи. Собака обнюхивала лицо незнакомца, наблюдая за тем, как отчаянно трепещут эти странные раны. «Воды, умоляю», - едва смог прохрипеть лежащий, приоткрыв мутные чёрные глаза. Собака впала в секундное замешательство: отскочить в сторону или вцепиться зубами?
Шона крепко зажмурилась и вновь широко открыла глаза. Мужчина был без сознания, его грудь еле-еле вздымалась. Он взяла его под руки, полуобнимая, и подтащила к краю берега. Он оказался подозрительно лёгким, отчего Шона почти сразу же без особых усилий спихнула его в воду. Мужчина пошёл на дно. Кажется, эти порезы на шее назывались жабрами.
Шона всё ещё смотрела в воду, поглотившую спасённого. Спасённого же? Кроме неё, девушки-собаки, в этом мире из оплавленных деревьев и мёртвых людей оставались выжившие. Она прислушивалась, шевеля ушами во все стороны. Едва уловимые звуки, призывы о помощи или же просто нарывные стоны, лай, шипение, рычание. Шона слышала их. Они все были живы, и только от неё зависело, насколько долго это продлится.
- Водные, - сквозь уже привычное рычание прорезался её прежний звонкий голос, - будут спасены первыми. Нужно спасать водных. Нужно искать водоёмы.
Она специально говорила вслух, разрабатывая одеревеневшие человеческие связки. Плотнее закутавшись в плащ, она ринулась в лес, внимательно прислушиваясь и вбирая всевозможные запахи. Она не имела морального права позволить гигантской братской могиле повстанцев увеличиваться за счёт собственной нерасторопности.